Битва за воду

Барону фон Науендорфу, майору,
и сержанту Вегингеру посвящается

Южная Африка. Пыль и зной.
Близ Калькфонтейна, в русле реки,
Вокруг родника зеленой стеной
Растут высокие тростники.
И призывно журчит ручеек: «Испей!
Усталые ноги омой скорей
В прохладной и чистой воде!»

Воды! Но витбои насмерть стоят:
Три дня не стихает отчаянный бой.
«Воды! За глоток – хоть к дьяволу в ад!
За каплю рискну головой!»
Журчит ручеек день и ночь напролет,
Лепечет, бурлит, игриво зовет
К прохладной и чистой воде!

Четвертые сутки! В атаку опять!
Но черти-витбои стоят стеной.
Воды! Сколько будем мы здесь торчать?
А ну поднажми! Ура! За мной!
Вот так же и дома течет ручей,
Журчит и поет средь родимых полей
О прохладной и чистой воде.

Не вышло! Мы рухнули навзничь без сил,
Потрескались губы, песок на зубах;
Противник атаку вновь отразил,
И мы залегли в раскаленных камнях.
Русалки зовут: «К нам скорей приходи,
Тебя мы прижмем к холодной груди
В прохладной и чистой воде!»

«Воды! Воды! Хоть один глоток!» –
Кто-то хрипло взмолился в бреду.
Звенит на камнях говорливый поток:
«Господь не оставит, я воду найду!»
Журчит ручеек, беззаботный, хмельной,
И прочь утекает, играя волной
Прохладной и чистой воды.

Замолкли пушки – покой гробовой;
И страшен Смерти немой оскал;
Вповалку лежат офицер, рядовой –
Снаряду неважно, в кого он попал.
На той стороне ручеек все поет:
«Раны омой в прозрачной, как лед,
В прохладной и чистой воде!»

Стонет майор: он ранен в живот,
Три дня на жаре и доктора нет.
«Воды! Хоть глоток!» – он тщетно зовет,
Но только ад завывает в ответ.
И ночью и днем журчит ручеек:
«Воды! Мне б хотя бы один глоток
Прозрачной и чистой воды!»

Сержант, сам изранен, дополз едва:
«Осталась еще пара капель вина, –
Из горла с трудом прорвались слова. –
Вот фляга, майор, пейте до дна».
А ручей все журчит, все поет в песках:
«Придите, так тесно в моих берегах
Прохладной и чистой воде!»

Майор от фляги отвел жадный взгляд:
«Да мне-то конец, как ни крути.
Спасибо, пей сам, мой верный солдат!
Ты лучше к орудьям сумей доползти».
О райских кущах поет ручеек,
Бежит по камням веселый поток
Прохладной и чистой воды.

Сержант вдруг ткнулся в песок лицом,
Смешались с кровью капли вина,
Теперь им с майором все нипочем:
И жажда, и раны, и эта война.
А ручей все журчит в горячих песках,
И купаются камни в пенных струях
Прохладной и чистой воды.

В атаку! В атаку! Ура, враг бежит!
Победа! Скорее, всем хочется пить!
Повсюду звон стали и цокот копыт,
Жажда и боль не смогли нас сломить.
Облако гари стоит над ручьем;
Жизни и славе гимн мы споем
Иль прохладной, чистой воде.

Смерть среди колосьев

Два дня, две ночи уж лежит,
солдат израненный на поле,
среди колосьев позабыт,
сухие губы сжав от боли.
Собрав весь свой остаток сил,
взгляд поднял вверх – перед глазами
знакомый дом в полях застыл,
жнецы орудуют серпами.
Родимый дом, любимый край,
пусть мир пребудет в вас навеки.
Прощай же, родина, прощай! –
последний вздох, сомкнулись веки.

У черты

Еще снует стриж меж полей
Туда-сюда и снова в высь,
Но из пушинок тополей
Уже ростки стремятся ввысь.

Еще кружатся мотыльки
И зелен луг, бегущий в даль.
Ужель взлетели паучки,
И ветер их уносит вдаль?

Еще доверчив иногда,
И длится радости пора.
Что там? Харон гребет сюда?
Когда ему прибыть пора?

Вечность напролет

В усталых сумерках, одна,
Царит прозрачная луна.
Поголубели небеса,
С травинок капает роса.
Мир замер: словно дикий зверь,
День просыпается теперь –
Встряхнется, злобен и клыкаст,
И спуску никому не даст.
Путь пройден – солнце канет прочь,
Закат багров, безмолвна ночь.
В усталых сумерках, одна,
Царит прозрачная луна.
И время медленно жует
Себя всю вечность напролет.

Оригинал находится в общественном достоянии

Сopyright © Оксана Василенко, перевод.

Публикуется с разрешения переводчика