Перевод Антона Чёрного

Гёльдерлин

Широкий лес в осенней дрёме
Ветрами не был потревожен,
В нём зверь таится осторожен,
Пока ручей журчит в истоме.

Так благородное сознанье
Внутри сияющей печали
Безумие и боль встречали,
Травы закатное шептанье.

 

К Новалису

Спящий в хрустальной земле святой незнакомец,
С чьих темнеющих уст мольбу забирает Бог,
Дабы впал он в своё цветенье,
Мирно замер струн перебор
В его груди,
И пали пальмовые ветви весны к его ногам,
Дабы вкрадчивыми шагами
Мог он безмолвно ночную обитель покинуть.

 

Меланхолия вечера

Широкий лес в смертельной дрёме
Кругом тенями огорожен,
И зверь крадётся осторожен,
Пока ручей журчит в истоме.

И папоротники по скалам
Ползут гирляндой серебристой.
И звезды высотою чистой
Прислушиваются к провалам.

Неровной кажется равнина:
Пруды, селенья и болота.
И, как огонь, скрывает что-то
В холодном отблеске долина.

На небе чудится движенье,
Как будто птицы диким клином
Летят к неведомым долинам.
Им вторит тростника томленье.

 

Буря

Вы, дикие горы, орлов
Возвышенная скорбь.
Золотая туча
Над каменистой пустыней дымит.
Терпеливая тишь охватывает сосны,
Чёрных овец у пропасти,
Где вдруг синева
Странно стихает,
Робкий гул шмелей.
О цветущая зелень –
О безмолвие.

Сказочно потрясают сердце
Тёмные духи лесного ручья,
Мрак,
Что обрушивается на плечи!
Белые голоса
Теряются в жутких преддвериях,
Рассечённых террасах,
Отцов могучая злоба, жалоба
Матерей,
Мальчишки золотой воинственный клич,
И нерождённое
Вздыхает из незрячих глазниц.

О боль, ты, пылающий взор
Великой души!
Уже промелькивает в чёрной суете
Коней и повозок
Розово-жуткая молния
В стонущую ель.
Магнетическая свежесть
Воспаряет над гордой вершиной,
Пылающая печаль
Сердитого Бога.

Страх, ты, ядовитая змея,
Чёрная, умри в сердцевине камня!
И прорываются слёзы
Дикими потоками,
Жалостью бури,
Гремят прокатами грома
Вкруг снежных вершин.
Огонь
Очищает разодранную ночь.

 

На востоке

Древнему вою метели
Подобен угрюмый народный гнев,
Пурпурный прибой битвы,
Опавшие звёзды.

Ломаными рёбрами, серебряными руками
Награждает павших воинов ночь.
Под сенью осеннего ясеня
Вздыхают тени убиенных.

Терниями зарослей опоясан город.
С кровенеющих ступеней гонит луна
Напуганных женщин.
Дикие волки рвутся в ворота.

 

Ночь

Тебе пою я осколков распад,
В буре ночной
Воздетые горные груды;
Их серые башни,
Текущие адскими масками,
Огненными тварями,
Шершавыми папоротниками, елями,
Кристальными цветами.
Нескончаема мука,
Когда Бог настигает
Кроткую душу,
Водопадом вздыхая
В волнящихся соснах.

Золотом вспыхивает вокруг
Огонь народов.
Под черноватыми скалами
Рвётся, гибельно пьянея,
Рдеющий шквал,
Синий вал
Ледника,
И грохочет
Могучий набат над долиной:
Пламя, проклятия
И сумрачные
Игры наслаждений,
Бьётся, штурмуя, в небо
Окаменелая голова.

 

Гродек

Под вечер гулки леса осенние
От смертоносных орудий, золотые равнины
И синие воды, а над ними светило,
Мрачнея, катится вниз; обнимает ночь
Умирающих воинов, дикие стоны
Разорванных ртов.
Но робко стекается в почве луговой
Красное облако, в коем сердитый бог обитает,
Пролитая кровь, лунная свежесть;
Все дороги кончаются в чёрном гниении.
Под золотом ночных ветвей и звёзд
Колышется тень сестры по безмолвным лугам,
Приветствуя души героев, их кровоточащие головы;
И робко звучат в тростнике тёмные флейты осени.
О, гордая скорбь! Её железный алтарь
Жаркое пламя души питает ныне великою болью
Нерождённых потомков.

 

Гелиан

В одинокие часы духа
Так прекрасно к солнцу устремиться,
По желтым стенам леса.
Вкрадчиво шуршат шаги в траве; но вечно спит
Сын Пана в сером мраморе.

Вечерами на террасе опьянялись
                                             мы темными винами.
Красновато горел персик в листве;
Мягкая соната, радостный смех.

Прекрасен покой ночи.
На темной равнине
Встречаемся мы с пастухами и белыми звездами.

Когда наступает осень,
Представляют трезвую ясность рощи.
Умиротворенно бредем вдоль красных стен,
И круглые глаза провожают полет птиц.
Вечером каплет белая вода в урну с прахом.

В голых ветвях пирует небо.
В чистых руках несет поселянин хлеб и вино.
И мирно зреют плоды в солнечной палате.
О как серьезен лик дорогих умерших!
Но душу радует праведное созерцание.

Безгранично молчанье разоренного сада,
Там юный послушник главу бурой листвой увенчал,
Его вдох ледяным золотом опоен.

Руки осязают древность голубоватых вод
Или в холодной ночи белые щеки сестер.

Тих и гармонии полон путь в радушные залы,
Где одиночество и шелестенье кленов,
Где, быть может, и дрозд еще поет.

Прекрасен человек и величественен во тьме,
Когда потрясенно руками и ногами движет,
И в пурпурных норах тихо очи вращаются.

Под вечер теряется некто в черных руинах ноября
Среди ветхих крон, мимо стен,
                                             пораженных проказой,
Где прежде святой брат проходил,
Утопший в мягкой игре струн своего безумия.
О как одиноко кончается ветер вечерний!
Почил, склоня голову в сумрак олив.

Потрясает гибель людского рода.
В сей час полнятся очи смотрящего
Золотом его звезд.

Под вечер тонет благовест, не звучащий боле,
Низвергаются черные стены наземь,
Зовет мертвый солдат к молитве.

Бледный ангел,
Входит сын в пустой дом своих отцов.

Сестры далеко к седым старцам ушли.
Ночами находил их Спящий перед домом
Вернувшимися из печального паломничества.
О как слиплись в их волосах нечистоты и черви,
На коих он серебряными подошвами стоит!
И умершие из хладных покоев уводят.

О их псалмы в огненном ливне полуночи,
Когда чернь крапивою нежные очи стегала,
Ребячливые плоды бузины
Потрясенно склонились над пустою могилой.

Тихонько вращаются пожелтевшие Луны
Над горячечными простынями юноши,
По которым безмолвные зимы ползут.

Величье судьбы мыслит Кедрону вослед идущий,
Где кедр, женственное творение,
Под синими бровями отца распускается,
Под коими Спящий ночами свое стадо водит.
Или это вопль в ночи –
Когда железный ангел в роще человека встречает,
Мясо святого на раскаленной решетке шкворчит.

Кругом глиняных хижин
                                             наливаются пурпурные лозы,
Гудят снопы пожелтевших злаков,
Гул пчел, лёт журавля.
Под вечер встречаются воскресшие
                                             на скалистых тропах.

В черные воды смотрятся прокаженные,
Распахивают изгаженные рубища,
Рыдая, навстречу бальзаму ветра,
                                             что с розовой вершины веет.

Поселянки юные крадутся переулками ночи
В поисках возлюбленного пастушка.
По субботам слышна в хижинах нежная песня.

Вспомните в песни и отрока,
Безумье его и белые брови его и гибель,
Истлевшего, что голубоватые очи распахнул.
О сколь грустно свидание это!

Ступени безумия в черных чертогах,
Тени древних в раскрытой двери,
Там душа Гелиана себя в розовом зеркале видит.
И снег и чума с чела его каплют.

На стенах звезды пропали
И белые образы света.

Ковром извергают мощи гробы,
Молчание упавших крестов на холме,
Ладана сласть в пурпурном ветре ночи.

О ваши разбитые очи, в черных утопшие глотках!
Когда внук в тихом смятенье ума
Одиноко черный итог провидит,
Робкий Бог синие вежды над ним опускает.

Оригинал находится в общественном достоянии

Сopyright © Антон Чёрный, перевод.

Публикуется с разрешения переводчика. По материалам журнала «Prosōdia» №6/2017