Перевод Александра Николаева

Благоговение

Я помню юных лет благоговенье
Перед вечерним колокольным звоном,
Пред сумеречным алтарем смятенье
И купола лазурным небосклоном.

Перед органной мессой тихий трепет,
Пред темным замиранием далеким,
Перед ключа журчаньем, нежным, легким
И сладким, как невнятный детский лепет.

И часто отрок в грезах возникает,
Шепча молитвы, что забыл я ныне.
И взор мрачит мой раннее унынье.

И снова, в сонме образов, мерцает
Лик женщины, печальной тьмой объятый,
И сердце полнит дрожью мне проклятой.

Сумерки

Разладом, муками измождено,
Дрожишь, как сломанная арфа, ты,
О сердце бедное, где уж давно
Цветут унынья бледные цветы.

Убийца твой, кем был подослан он,
Кто жар в тебе последний погасил?
Сей жалкий мир, как он разбожествлен,
Развратен, безобразен, болен, гнил!

И тени в дикой пляске без конца,
Надрывно, мерзко воя, обвились
Вокруг чела заблудшего певца,

Сплетясь с терновым красоты венцом, —
Отчаяньем добытый скверный приз,
Со светлым не мирящий божеством.

Шабаш

Меня ввергает в грезы полнолунья
Растений дух знобяще-ядовитый,
Тогда я как окованный, повитый,
И, будто бы на шабаше колдуньи,

Цветы из Зазеркалья, багровея,
Сосут из сердца соки страсти грубо,
Во всех искусствах опытные губы,
Пьяня, вспухают яростно на шее.

Чумной цветок тропического яда
К губам розетку тянет, обольщая,
Источник мерзкой муки возмущая.

Другой хватает — буйная менада —
Плоть, изнемогшую от испарений,
Всю в судорогах от диких вожделений.

Ужас

В пустом дому я встретился… с собой.
Плясали звезды в синем полумраке.
И выли бешено в полях собаки,
А в кронах дико рылся ветр сухой.

Вдруг: тишь! В глухом жару мой рот зацвел
Цветами ядовитыми, и ало
Кровавая роса на них мерцала
И капала, и капала на пол.

И в зазеркальной пустоте обманной
Из ужаса возник и мглы туманной
Лик Каина, — когда растаял дым.

Портьеры бархат вдруг заколыхался,
И глянул месяц в душу... И остался
Лицом к лицу с убийцей я моим.

Три сновидения III

Я видел добычей огня города,
Всех ужасов времени нагроможденье,
Народы, истлевшие в пыль навсегда, —
Весь бренный мир, скользящий в забвенье.

Я видел богов, устремленных в ночь,
Ни арф священных, ни храмов нету,
И загоревшую в гнили новь,
Новую жизнь, что возбухла к свету, —

Возбухла и снова ушла на дно, —
Все вечной трагедии жизни черты,
Что нам, актерам, понять не дано;

Ночной же кошмар жизни тленной
Нежный блеск венчал красоты -
Издевка тернистой вселенной.

Баллада

Три слова глупец начертал на песке.
Бледная дева пред ним в тоске.
Громко пела, о, пела волна!

Она держала кубок в руке,
В нем влага сверкала на ободке,
Как кровь, тяжела и красна.

Ни слова.. Спряталось солнце в пески.
Тут взял глупец из ее руки
Тот кубок и выпил до дна

И погасло сиянье в ее руке,
А ветер свеял слова на песке...
Громко пела, о, пела волна!

Сказка

Огни искрятся в охре заревой —
Шум карнавальный нынче в старом парке!
Вся местность отразилась в небе ярко.
Крик мерзкий фавна слышится порой,

Блестящего ухмылкой золотой.
Шмели устроили в жерухе свалку.
Вдоль тополей, посаженных вразвалку,
Ездок на сивке потрусил рысцой.

Малышка утонувшая в пруду,
Лежит, святая, в сумрачном молчанье.
Слепит глаза ей облаков сиянье.

В оранжерею старики бредут —
Полить цветы сухие умиленно.
И шепот у ворот невнятно-сонный.

Оригинал находится в общественном достоянии

Сopyright © Александр Николаев, перевод.

Публикуется с любезного разрешения наследников переводчика.
OCR и подготовка текста — А. Чёрный