Георг Тракль

«Стихотворения»

Первая и единственная прижизненная книга стихотворений австрийского классика Георга Тракля в переводе Александра Николаева. Публикуется по изданию: Г. Тракль. Песня закатной страны. Г. Гейм. Umbra vitae. / пер. А. А. Николаева. — М., Аллегро-пресс, 1995. — С. 9-32. См.: А. Николаев. «О переводе поэзии Г. Тракля» (обоснование текста и метода перевода).

Вóроны

В месте глухом, прилетев торопливо,
Вороны с грубым криком снуют.
Вот мать-олениху их тени клюют,
Вот сели и каркают, сыто, брюзгливо.

Как бурую тишь они криком ранят,
Которой пашня упоена
В истоме предродового сна!
А иногда разражаются бранью

Нет падалью, найденной в отдаленье,
И — к северу вдруг направляют полет,
И вдаль их траурный поезд идет
В просторе, дрожащем от наслажденья.

Ночной романс

Под звездным пологом бредет
Бездомный сквозь ночную тишь.
Проснулся в смутном сне малыш,
Его лицо луна крадет.

Шутиха голосит в бреду
На зарешеченном окне.
Плывет чудесно в тишине
Влюбленных лодка на пруду.

Убийца пьяный полн любви,
Больных наполнил смерти страх.
Монашка, голая, в мольбах
Перед распятьем, вся в крови.

Мать, напевая тихо, спит.
Сын кротко смотрит в мрак ночной
Очами истины самой.
В притоне девок смех звенит.

В подвале мертвеца рука,
Белея, чертит, при свечах
Молчанья маску на стенах.
И шепчут спящие пока..

* * *

В листве багряной звон гитарный
И прядей желтых колыханье.
Подсолнух у ограды. В небе
Плывет карета золотая.

Сидят под бурой тенью, тупо
Обнявшись, старики. Сироты
Поют сладчайше на вечерне.
Жужжат в тумане желтом мошки.

А на ручье еще полощут,
И ветер простыни колышет.
Малышка милая приходит
Ко мне опять сквозь страх вечерний.

На ветхие лачуги стая
Слетает воробьев. Морочит
Голодных перед исцеленьем
Дух хлеба и пивного сусла.

Музыка в Мирабели

Родник поет. Белы, нежны,
.Застыли облака в лазури.
Идет степенно тихий люд
По саду старому под вечер.

Стал мрамор пращуров седым.
Вдали блуждает птичья стая.
Глазами мертвенными фавн
Глядит, как тень скользит во мраке.

С деревьев красный лист летит,
Кружится и влетает в окна.
Блеск огненный объял простор,
Рисуя смутный призрак страха.

Пришелец белый входит в дом.
С крыльца гнилого пес залаял.
Батрачка гасит лампу. Ночь.
Внимает слух сонаты звукам.

Меланхолия вечера

«Лес, что раскинулся покойно» —
Вокруг теней живых ограда.
Зверь из норы выходит робкий.
И лишь ручей скользит тихонько

По папоротникам, каменьям,
В листве узорной серебрится.
Внизу, он знает, в черных безднах
Уже, быть может, звезды светят.

Явилась мрачная картина
Прах деревень, пруды и топи —
Как будто бы на пепелище.
Холодный блеск скользнул по крышам.

На небе чуется движенье,
Уходят диких птиц кочевья
К другим краям, иным, прекрасным.
Тростник вздымается и гнется.

Зимние сумерки

Максу фон Эстерле

Неба черного металл.
Гонит .буря грозовая
Крест — ворон голодных стая
В парк летит, что голым стал.

Мерзлый луч на тучу пал.
Словно проклят сатаною,
Семикратно черный рой их
То садился, то взлетал.

И над сладким клюв сновал,
И над гадостью гнилою...
Дом на дом идет войною.
Светел театральный зал.

Госпиталь, мосты, портал
Жутки в полутьме шершавой.
Вздулся простыней кровавой
Парус, озарив канал.

Женское благословенье

Среди женщин ты своих
Шествуешь, смеясь натужно:
Дни тревожные настали!
Белый отцветает мак

Чудно зреет виноград,
Словно плоть твоя, взбухая.
Зеркало пруда сверкает,
И звенят серпы в полях.

С шумом катится роса,
Красные стекают листья.
Милую жену приветить
Грубый мавр идет... к тебе.

Прекрасный город

Все молчит в сиянье томном.
В синеве раззолоченной
Трескотня монахинь нежных
Под молчаньем буков томным.

Светятся в старинной церкви
Яркие картины смерти,
Имена князей великих,
Светятся короны в церкви.

Кони в брызгах у колодца.
Коготки цветов грозятся.
Дети в полусне играют
Там под вечер у колодца

У ворот стоят девчонки,
Робко глядя в жизнь живую.
Губы влажные дрожат их,
Ждут судьбы своей девчонки.

Гулки колокола звуки,
Марш, на вахте перекличка
Посторонний в щелку смотрит.
Ввысь летят органа звуки,

Звонки труб и флейт напевы.
Над живой оградой сада
Смех прелестных дам несется.
Юной матери напевы.

Пахнет на цветущих окнах
Ладаном, смолой, сиренью.
Серебрясь, мерцают веки
Сонно сквозь цветы на окнах.

В одной покинутой комнате

Окна в розах и левкоях.
Вдалеке орган поет.
Тени пляшут на обоях —
Дивный, дикий хоровод.

Ветви пламенно трепещут.
Комары, роясь, снуют.
Где-то в поле косы блещут,
Воды древние поют.

Чья мне в сердце дышит нежность?
Птицы режут глубь небес.
Плавно плещет и в безбрежность
Золотой уходит лес.

...Искры от цветов сгоревших.
Хоровод теней уснул
На обоях пожелтевших.
Кто-то в двери заглянул.

Ладан пахнет грушей спелой.
В рюмке тонет гардероб.
И к звезде клонится белой
Медленно горячий лоб.

Мальчику Элису

Элис, если дрозд кричит в черном лесу, —
Это твой закат.
Твои губы пьют прохладу голубого горного ключа.

Пусть, — ведь твой лоб нежно кровоточит
Древними сказаньями
И мрачными гаданьями по птичьим полетам.

Но ты кроткими шагами уходишь в ночь,
Что, полная пурпурных гроздий, нависла,
И машешь рукой, прекрасный в голубизне.

Там терновник поет,
Где лунные очи твои.
О, как давно ты, Элис, скончался!

В твое тело — голубой гиацинт —
Погружает монах восковые пальцы.
Черный грбт — наше молчанье,

Откуда порою выходит робкий зверь
И медленно смыкает тяжелые веки.
На виски твои черная каплет роса,

Последнее золото падучих звезд.

Грозовой вечер

О заката час багровый!
Виноградный лист сверкает,
В синеве дрожа туманной,
Где гнездится призрак страха

Пляшет пыль, канав зловонье.
Кругом ходит звонкий ветер.
Диких лошадей упряжкой
Тучи в молниях несутся.

Разлетелось с громким треском
Зеркало пруда. Крик чаек
Огненный с холма сорвался
Всадник — и об ель разбился.

В ужасе визжат больные
В госпитале. Прошумели
Голубые крылья ночи.
Дождь блестит, стучит по крышам.

Сон зла

Как отзвенели колокольцы смерти —
Влюбленный в черных комнатах проснулся,
Щекой на звездах, что в окно мерцали.
В заливе - мачты, паруса, канаты.

В толпе — монах, беременная баба,
Гитары треньк, сверканье красной блузы.
Кашатаны золотые душно чахнут.
Соборов черных траурная пышность.

Дух Зла взирает из-под бледной маски.
На площадь ужас сумрачный спустился;
На острова пополз зловещий шопот.

Следит рисунок птичий прокаженный.
Что, видимо, истлеет к ночи. В парке
Брат и сестра, дрожа, себя узнали.

Осенью

Блестят подсолнухи у стены.
На солнышке больные сидят.
Напевы жниц в полях слышны.
К ним звоны колокола летят.

Вещают птицы о райской поре.
И звоны колокола летят.
Играет скрипка на дворе;
Там давят бурый виноград.

Сегодня люди добры, нежны.
И давят бурый виноград.
Мертвецких двери отворены.
И на солнце ярко блестят.

Мое сердце к закату

Под вечер слышен крик летучих мышей.
Два вороных скачут по лугу.
Красный ясень шумит.
Путник у дороги видит небольшой кабак.
Чудесно отведать молодого вина и орехов.
Чудесно: пьяные не держат ноги в вечереющем лесу.
На лицо капает роса.

Крестьяне

Там — рассвет, звенящая зелень, красно.
Здесь же — низкие, в копоти, потолки.
Сидят за трапезой батраки.
Преломляют хлеб, наливают вино.

В глубоком молчаньи с жующих уст
Скупое слово порой спадет,
А с нем — рябь пашен и небосвод,
Свинцов, просторен и пуст.

Корчась, неровный огонь горит.
И мух рои гудят.
Батрачки, внимая тупо, сидят,
А в висках у них кровь стучит. ).

И порою взгляд встретит алчный взгляд
Коль обдаст зверский чад барак.
Тогда пробормочет молитву батрак
Но уже петухи кричат.

И вновь они в поле. И жутко так
Им часто от ропота нив.
И, звеня, взлетают и падают вниз
Косы, как призраки, в такт.

День поминовения

Карлу Хауэру

Бедняги в скорби - старички, старушки -
Они пришли, цветами убирать
Свои могилы, - жалкие игрушки,
Которым скоро тоже умирать.

Стоят, сияя ужасом безликим,
Как деревец закатных черный ряд.
В осеннем ветре - нерожденных крики,
И видно, как светильники парят.

Влюбленных шепот нежно дышит в кущах.
А рядом - мать с младенцем, под землей...
Как нереален хоровод живущих,
Как их рассеял ветер заревой!

Их жизнь — блужданье в тяготах жестоких.
О, сжалься, Бог, над мукой жен и дев,
Над безнадежным воплем одиноких,
Что бродят в звездном зале, оробев.

Меланхолия

Синяя тень, о взгляды темных щелок,
Что пристально меня сопровождают!
Гитары нежно осень провожают
В саду, где растворился бурый щелок.
Угрюмость смерти важно предвещают
Нимф руки. Вспухнув, губы припадают
К груди краснеющей, и в черный щелок
Солнечный отрок пряда погружает

Душа жизни

Уже на листьях, кротких, ветхих,
Покой распада, давний, древний.
Поникнет скоро, просияв, деревня.
Уста сестры зашепчут в черных ветках.

Исчезнет скоро одинокий —
Пастух какой-нибудь на темной тропке.
Зверь на аллею парка выйдет робкий,
Пред божеством раскрывши взор широкий.

Струи слышнее голубые,
А запад облако затмило...
Душа в покое ангельском застыла.
Уходят прочь видения земные.

Блаженная осень

Так пышно умирает год,
Златясь вином и плодом сада!
В молчанье чудном рощ и вод
Есть одинокому отрада.

Крестьянин молвит: «Благодать!»
Вечерний звон, в просторе тая,
Подъемлет дух. Спешит послать
Привет прощальный птичья стая.

О нежная пора любви!..
Река наш челн в долину гонит,
И взор теряется вдали...
И все в немом покое тонет.

Лесной уголок

Карлу Минниху

Бурые каштаны. Мягко скользят старые люди
Тишайшим вечером. Кротко облетают дивные листья.
На кладбище дрозд балагурит с мертвым двоюродным братом,
Пойманных сопровождает белокурый Учитель.

Яркие смерти картины глядят из окон церкви,
Но фон их кровавый очень печалит и омрачает.
Дверь сегодня закрыта. Ключ у дьячка остался.
В саду сестра разговаривает с призраками любовно.

В подвале старом вино Золотом, Ясностью стало.
Яблоки сладко пахнут. Брезжит близкая радость.
Долгим вечером дети охотно слушают сказки,
И нежным безумьем становится Истинное, Золотое.

Дух резеды струится с лазури. В комнате свечи
Сияют. Ее приют скромен, но чисто убран.
Опушкой леса скользнет незаметно Судьба одинокого.
Ангел покоя, ночь появляется на пороге.

Зимой

Белеет пашни ледяной простор.
А небо несказанно одиноко.
Кружатся галки над прудом, далеко.
Идут охотники с лесистых гор.

Лежит на черных кряжах тишина.
Но вдруг огонь взметнется над трубою
Иль колокольчик звякнет под дугою.
Степенно всходит серая луна.

В кровавых стоках вороны полощутся.
Исходит кровью нежный зверь лесной.
Тростник трепещет, рослый и сухой.
Мороз. Дым. Пар. Шаги в пустынной рощице.

В один старый альбом

И опять ты приходишь, меланхолия,
О смиренье одинокой души!
Догорает золотой день.

Покорно предан боли кроткий,
Исходя сладкозвучьем и нежным безумьем.
Взгляни! темнеет уже.

Вновь приходит ночь и сетует Смертное,
И страдает Иное с ним.

Содрогаясь под осенними звездами,
С каждым годом все глубже склоняется голова

Смена декораций

Вдоль опаленных осенью садов
Вдруг тишину живое дело будит:
Несут корзины бурых гроздий люди,
Но с грустью нежною на дне зрачков.

Шаги от красных буков с темнотой
Слышны на пашне черной средь молчанья.
Ненужные спадают одеянья.
Пред смертью зверь склонился голубой.

У кабачка смиренье пир дает.
Лицо в траву упало в упоенье.
Гроздь бузины. И нежной флейты ленье.
Дух резеды, что женским обдает.

Маленький концерт

Рассвет, тебя мечтой объявший.
Сквозь твои пальцы сияет солнце.
Безумно сердце от блаженства,
К порыву новому готово.

Струятся желтые равнины,
Еще кузнечик слышен в поле
И взмах косы, упорный, резкий.
Лес золотой в молчаньи кротком.

Гниль зацвела в пруду зеленом.
Застыли рыбы. Дыханье Бога
Звон струн рождает в затишьи чадном,
Суля исцеление прокаженным.

Дедала дух в синей мгле трепещет,
И пахнет молоком орешник.
Звучат вперемешку — скрипач-учитель,
Крысиный писк на дворе пустынном.

В трактире на обоях мерзких
Цветут свежайшие фиалки.
Умолкла распря темных звуков,
Нарцисс — в последнем аккорде флейты.

Человечество

Пред пастью огненной оно стоит.
Лбы темных воинов. Дробь барабана.
В дыму кровавом шаг. Железа звон.
Отчаянье и ночь в мозгах печальных.
Здесь Евы тень, и гон, и красный звон
Монет. Пронзивший тучу свет, Причастье.
Вина и хлеба нежное молчанье.
Все по двенадцать собрались в ночи.
И голосят во сне олив под сенью.
Фома влагает в пятна ран персты.

De profundis

...Сжатое поле, куда падает черный дождь.
Бурое дерево, стоящее одиноко.
И ветер-шептун, кружащий средь хижин пустых.
Как этот вечер печален!

Мимо хутора идя,
Еще подбирает кроткая сиротка редкие колоски.
Взоры глаз ее круглых блуждают в сумраке,
А лоно ее, коснея, ждет небесного жениха.

На обратном пути
Пастухи нашли сладкое тело.
Уже тлеющее, в терновнике...

Тень я дальняя сумрачных деревень!
Бога молчанье
Пил я в дубраве из родника.

На мой лоб давит холодный металл.
Пауки ищут сердце мое.
Вот свет, что гаснет у меня на устах.

...Ночью очнулся я на каком-то пустыре,
В отбросах и в звездной пыли.
В орешнике снова
Звонко пели хрустальные ангелы.

Сумерки

Молочный сумрак двор околдовал.
Плывут сквозь осень кротдое больные.
Их взоры видят времена златые,
Где каждый пьяным и блаженным стал.

Недуг их цепью призраков сковал,
Печалью белой звезд осыпал раны.
Во мгле вечерних звонов и обмана,
Смотри, как страх рассеял их, смешал.

То тут, то там насмешливые рожи
На черном перепутье их тревожат.
О горестные тени у ограды!

Бегут другие в темные аркады;
Ночами ж их пронзают красной дрожью
Звездные ветры, буйные менады.

Крысы

Над двором осенняя белеет луна.
Гигантские тени спадают с крыши.
Поселилась в окнах пустых тишина.
Тогда выползают наружу крысы.

И, свистя, шныряют и тут, и там,
Где жуткий, смрадный дух зитает,
И, учуяв, бегут к отхожим местам,
Сквозь которые призрачный свет мерцает.

И бранятся от жадности, как дикари,
А потом по домам и амбарам рыщут,
Полным хлеба и фруктов. И до зари
Ледяные ветры жалобно свищут.

Сестре

Где ты идешь, наступает осень и вечер,
Там синий зверь под древом поет,
Пруд одинокий под вечер.

Нежно птичья стая поет,
Печаль глазницы твои изогнула,
Смех твой тонкий поет.

Бог изогнул твои веки.
Звезды, дитя Страстной Пятницы,
Ищут свод твоего чела.

Близость смерти

О вечер, сходящий на деревни темные детства!
Под вербами старый пруд
Наполняет зараза, отравные вздохи унынья.

О лес, опускающий тихо карие очи,
Когда из костлявых одинокого рук
Восхитительных дней упоенья падает пурпур.

О близость смерти! Будем молиться.
В эту ночь обретут на теплых подушках свободу
От ладана желтые любящих тощие члены.

Amen

Тленное, плывущее сквозь ветхое жилище;
Тени на желтых обоях; в тусклых зеркалах выступает
Наших рук восковая грусть.

Смуглые жемчужины текут сквозь замершие пальцы
В тишине
Раскрываются ангела маково-синие очи.

Вечер тоже синий;
Час нашего онеменья, тень Азраила,
Омрачающая бурый садик

Распад

Под вечер, звону мирному внимая,
Слежу я птиц чудесное круженье.
Как будто в кран священный на моленье,
Они летят, в дали осенней тая.

В саду закатном тихими шагами
Брожу, о доле светлой их мечтая
И времени почти не ощущая...
Как будто с ними я над облаками.

И от дыханья вдруг дрожу распада.
И слышу: плачет дрозд. Вот-вот сорвутся
С решетки ржавой грозди винограда.

И, словно тени детские, что вьются
Вкруг темного колодца в центре сада,
Знобливо астры голубые гнутся.

На родине

В больницы окна веет резедой.

Каштан стоит, безлюдьем омрачен.
Луч, проскользив по кровле на балкон,
Сестру и брата обдает мечтой.

Ручей помойный гниль уносит. Флн
Воркует в скверах бурых. Золотой
Подсолнух в блеске солнца растворен.
Зов вахты режет воздух голубой.

Дух резеды. Уж тень успела лечь.
Сестра в бреду. Ерошит ветр ночной
Ей волосы, омытые луной.

Тень голубая кошки вниз скользит
С прогнившей крыши, что бедой грозит.
Вздымается пурпурно пламя свеч.

Человеческая печаль

Часы пробили пополудни пять —
И одиноких обнял темный ужас.
В саду вечернем скрип гнилых ветвей.
Лик мертвеца вдруг на окне возник.

Как будто бы остановилось время.
Пред смутным взором мрачные картины
Качаются, как корабли на волнах.
По набережной вздох сестры провеял.

Горит закат, мышей летучих крик
В саду сколачивают новый гроб.
Из трещин старых стен сияют мощи.
Прохожий, видя, прочь идет шатаясь.

Луч голубой на облаке замерз.
Влюбленные, обнявшись, спят. Под сенью
Крыл звездных ангела спит благородный.
Лавр украшает бледные виски.

Вечерняя песня

Вечером, когда идем мы по темной тропе,
Появляются пред нами наши бледные очертанья.

Почувствовав жажду,
Пьем мы белые воды пруда,
Ограду печального нашего детства.

Замершие лежим мы в кустах бузины.
Глядим на серых чаек.

Весенняя туча встает над городом мрачным,
Который молчит благородной эрой монахов.

Тут я взял твои тонкие руки —
Ты мягко раскрыла круглые глаза...
Это было давно.

Но когда темная гармония обрушивается на душу,
Ты являешься, Снежная Королева, в осенний край друга.

Ночная песня

Дыханье Недвижного. Морда зверя
Застывает пред лазурью, пред ее святостью.
Могуче молчание камня;

Глаза ночной птицы. Нежное трезвучье
Прозвенело разом. Элай! твой лик
Молчаливо склоняется над голубоватой водой.

О вы, тихие зеркала истины!
На одинокого висках восковых
Появляется отсвет падших ангелов.

Гелиан

В одинокие часы духа
Так прекрасно идти в солнечном свете
Мимо желтых оград лета.
Тихо звучат шаги по траве; но спит
Сын Пана в мраморе сером.

Вечером на террасе упились мы бурым вином.
Пылает красный персик в листве;
Нежная соната, довольный смех.

Прекрасна тишина ночи.
На темной лужайке
Встречаемся мы с пастухами и белыми звездами.

Когда наступает осень,
Появляется трезвая прозрачность в роще.
Усмиренные, бредем мы вдоль красных оград
И глазами круглыми следим полет птиц.
Вечером падают белые струи в погребальные урны.

В голых ветвях ликует небо.
Чистые руки селян несут хлеб и вино.
И мирно зреют плоды в солнечной келье.

О, как строги лики дорогих мертвецов!

Но душу радует праведное взирание.

Величественно безмолвие разоренного сада,
Где юный послушник, бурой листвой увенчав чело,
Ее дыханья ледяное золото пьет.

Руки трогают древность голубоватых вод
Или в холодной ночи белые щеки сестер.

Тих, гармоничен шаг вдоль приветливых окон,
Там. где одиночество, и шум клена,
И, быть может, еще поет дрозд.

Прекрасен и человек, являющийся во тьме,
Когда, изумляя, он движет ноги и руки,
А в пурпурных пазухах вращаются тихо глаза.

Под вечер незнакомец теряется в черном ноябрьском разоре,
Средь гнилых ветвей, у оград, покрытых проказой,
Где брат святой перед тем проходил,
Погружаясь в нежные лирные звуки безумья.

О как одиноко кончается вечерний ветер!
Голова, затихая, клонится в сень оливы.

Потрясающе зрелище заката рода!
В этот час полнятся глаза свидетеля
Золотом его звезд.

Вечером оседают колокольные звоны, и больше не звучат,
Мертвый солдат зовет на молитву.

Бледный ангел,
Ступает сын в пустой дом своих предков.

Сестры ушли далеко к белым старцам.
У колонн вестибюля нашел их спящий,
Возвратившихся из печальных странствий.

О, как покрываются волосы их червями и грязью,
Там, где ногой серебряной он встает,
И сестры, мертвые, выходят из комнат пустых.

О вы, псалмы огненных ливней ночных,
Когда слуги хлестали крапивой по нежным глазам!
Юные плоды бузины

Изумленно склоняются над могилой пустой.

Тихо катятся пожелтевшие луны
Над постелью юноши в лихорадке.

Пока не уйдет он навстречу молчанью зимы.

О высоком уделе думает идущий к Кедрону,
Где, создание нежное, раскинулся кедр
Под голубыми бровями Отца.
По пастбищу ночью спящий ведет свое стадо.
Иль крики во сне,
Когда людям железный является в роще ангел
Иль святого плавится плоть на раскаленной решетке.

Обвиты мазанки виноградом пурпурным,
Поющие связки пожелтевших колосьев,
Гуденье пчел, в небе клин журавлиный,
По вечерам воскресшие встречаются на горных тропах.

Прокаженные глядятся в черные воды,
Или распахивают оскверненные одеянья,
Плачась целящему ветру, что с розового веет холма.

Стройные служанки идут ощупью проулками ночи.
Им бы пастыря любящего найти.
По субботам звучит в хижинах нежное пенье.

Пусть песня оставит и о мальчике память,
О его безумье, и белых бровях, и его кончине,
О тлекье, разбившем его голубые глаза.
О как печально это свиданье!

Ступени безумья в комнатах черных,
Тени предков в открытых дверях,
Когда душа Гелиана глядит на себя в розовое зеркало,
И снег и проказа спадают с его чела.

На стенах гаснут звезды
И белые пятна света.

Сквозь ковер из могил выступают кости,
Молчанье поваленных крестов на холме,
Фимиама сладость в пурпурном ветре ночном.

О вы, глаза, раздробленные в черных ртах!
Когда внук в безумии нежном
Одиноко размышляет о темнейшем конце.
Тихий Бог опускает над ним голубые веки.

Оригинал находится в общественном достоянии

Сopyright © Александр Николаев, перевод.

Публикуется с любезного разрешения наследников переводчика.
OCR и подготовка текста — А. Чёрный

  • Автор: Георг Тракль
  • Заголовок: «Стихотворения»
  • Год: 1913
  • Переводчик: Александр Николаев
  • Язык перевода: русский
  • Статус оригинала: public domain
  • Статус перевода: © Юлия Кринчик (наследник), 2003
  • Публикуется с любезного разрешения наследников переводчика.
    OCR и подготовка текста — А. Чёрный
Титульный лист первого издания